Участники второго тура выборов президента Франции получили бы больше голосов, если бы не стеснялись своих убеждений.
Главным победителем первого тура президентских выборов во Франции стала Марин Ле Пен, которую готова видеть своим президентом почти пятая часть пришедших голосовать. Другой несомненно выигравший — Жан-Люк Меланшон, неокоммунист, собравший почти 11% голосов. Почти 30% участвовавших в выборах отдали свои голоса сторонникам разрушения классического лево-правого консенсуса. Если прибавить сторонников других кандидатов-маргиналов, вроде эколога Эвы Жоли, то выходит и больше трети.
Европейский экономический кризис подстегнул кризис политических систем в Европейском союзе. Крайне правые и крайне левые смыкаются в своем недовольстве банками, транснациональными институтами, Европейской комиссией и Америкой. Успех Ле Пен и Меланшона — подтверждение явного запроса в обществе на так называемую «conviction politics», политику убеждений.
Этот термин ассоциируется прежде всего с Маргарет Тэтчер и Рональдом Рейганом, главными фигурами неолиберальной революции восьмидесятых. Для них отход, даже разрушение сложившегося консенсуса и действия на основе собственных, глубоко прочувствованных идей были смыслом существования. В определенной степени такими же фигурами на левом фланге были в свое время Вилли Брандт в Германии, Пьер Трюдо в Канаде и Улоф Пальме в Швеции. Каждый из этих людей был крупной исторической фигурой, настоящим лидером.
Избиратель французский, и, шире говоря, европейский по такого рода людям откровенно соскучился. И Ле Пен, и Меланшон, даже если не соглашаться с их идеями, производят как минимум впечатление людей с искренними убеждениями. Скажем, личные взгляды Саркози на французскую идентичность, иммиграцию и ислам практически неотличимы от взглядов Марин Ле Пен. Но он вынужден их затушевывать, так как боится, что на него повесят ярлык «крайне правого» и «расиста». Избиратель это чувствует и голосует за более аутентичный продукт.
Впрочем, хотя отдельные диагнозы крайне правые и крайне левые ставят точно, в целом у них и у их лидеров в головах царит хаос. Поразительным образом и новые правые и новые левые одинаково яростно нападают на «неолиберализм», который якобы привел к нынешнему кризису. Это вызывает смех. Никакого неолиберализма Европа не знала с эпохи Маргарет Тэтчер, да и то в отдельно взятой Великобритании. Смешно, когда в вымирающих странах континентальной Европы, где пенсионные фонды трещат по швам, политики клеймят в качестве главного зла единственное лекарство, которое может этим государствам помочь — дерегуляцию рынков, стимулирование предпринимательской активности, выталкивание на рынок труда десятков миллионов вполне работоспособных людей, подсевших на наркотик собеса.
Кстати, это и есть лучшее решение проблем миграции и мусульманского экстремизма. Когда ты можешь и должен много работать, у тебя остается не очень много времени на чтение «Протоколов сионских мудрецов» и «Майн кампф», слушание проповедей радикальных имамов и поисков дешёвой аммиачной селитры для изготовления бомб. Многие эксперты связывают относительно низкий уровень террористической угрозы в США именно с состоянием рына труда и отсутствием всепроникающей социальной защиты, «велфэра». При этой ситуации значительно труднее оставаться жить в национально-религиозном гетто и поневоле приходится интегрироваться. Впрочем, еще четыре года Барака Обамы в Белом доме могут и это различие существенно размыть.
Запрос на людей с позицией будет в Европе расти. А это будет косвенно влиять на Россию, где общество успело отвыкнуть от политической борьбы. Успехи крайне левых и крайне правых будут вдохновлять их российских эпигонов. Тем более, что часть проблем, испытываемых Россией, похожа на проблемы ЕС. Разница в том, что во Франции или других странах Евросоюза радикальные политики атакуют уже сложившубся систему и таким образом корректируют ее действия. В нашей стране политическая система слабее и моложе, поэтому и риск для нее выше.
Я по-прежнему убеждён, что российский избиратель на практике консервативен, осторожен и радикалам власть не доверит. Но российскому политическому мейнстриму (и особенно традиционно аморфному и неуверенному в себе правому центру) все равно пора обзаводиться фундаментальными идеями, выходящими за рамки лозунга «Путина в отставку!» Политика убеждений будет очень востребована, когда пора свободных выборов неизбежно придет в Россию.